«В России началась эпидемия трансгендерности: мы имеем дело с сектой»
Общество Эксклюзив 6817
ПоделитьсяНа фоне происходящих политических событий внезапно отошел на задний план громкий законопроект о полном запрете смены пола в России, который вот-вот должны принять в Государственной думе.
И если в самом начале речь шла о том, чтобы просто не разрешать нашим гражданам менять свои документы на другой гендер без хирургической коррекции, то теперь, судя по всему, дело закончится тем, что в России тотально запретят операции по смене пола.
Транссексуализма больше не будет. Операции станут проводиться только для людей с конкретными физиологическими патологиями развития: генетическими мутациями, тяжелыми эндокринными нарушениями.
Активность депутатов свидетельствует, что закон будет принят несмотря ни на что. Без особых обсуждений и дискуссий в профессиональном психиатрическом сообществе.
Насколько транссексуализм может быть излечен абсолютным запретом? Об этом мы расспросили Ольгу Александровну БУХАНОВСКУЮ, известного врача-психиатра, кандидата медицинских наук.
Фото: Global Look Press В самих транссообществах весь этот месяц с начала обсуждения законопроекта нарастает истерия, людям, считающим себя не такими, как все, предлагают срочно эвакуироваться из страны, дружественные френдли-врачи работают без выходных и праздников, выписывая справки «пока это можно»…Да, эпидемия трансгендерности действительно захлестнула РФ в последние лет пять.
Но взять и все запретить сегодня проще всего, хотя причины и обстоятельства резкого роста числа людей, заявляющих себя представителями другого пола, так никем и не исследованы. Почему обычные мальчики и девочки, женщины и мужчины вдруг решили, что им плохо в своем теле? С чем связана эта массовость?
Ольга Бухановская — главный врач лечебно-реабилитационного научного центра, который в 1991 году в Ростове-на-Дону основал ее отец — легендарный психиатр Александр Бухановский. Именно он составил психологический портрет серийного маньяка-убийцы Чикатило.
В массовом сознании имя профессора Бухановского связано с расследованием дела Чикатило, хотя на самом деле он первым в СССР начал заниматься еще и такой табуированной темой, как транссексуализм.
Стал работать с пациентами, которые приезжали к нему не только со всей страны, но даже из-за границы.
Бухановский первым высказал точку зрения, что транссексуализм — не извращение и не выдумка, а редкая аномалия психики, корректировать которую возможно только хирургическим путем.
— За три десятка лет работы к папе обратились около 600 человек, 130 он дал разрешение на смену пола, — рассказывает Ольга Бухановская. — Ни один из них не пришел и не сказал потом, что хочет «вернуться» обратно. Как, кстати, очень часто происходит сегодня, особенно на Западе — когда человек сменил пол, а вскоре понял, что передумал. Александра Олимпиевича не стало в 2013 году, после его смерти мы продолжаем его дело — и до сих пор у нас нет ни одного случая ошибки в диагностике. То, как о себе рассказывают настоящие транссексуалы и с какими фантазиями приходят к нам сегодня люди, называющие себя транссексуалами, — это небо и земля. Многие заранее штудируют труды Бухановского, заучивают наизусть истории чужих болезней, клинические случаи, чтобы их рассказы выглядели правдоподобно.
Транссексуализм существовал всегда. В Советском Союзе тоже. Но тогда эта аномалия встречалась крайне редко, поэтому к папе ехали отовсюду, в том числе и иностранцы. Их было сложно размещать в ростовских гостиницах, поэтому часть жила у нас.
Подход у Александра Олимпиевича был классическим: транссексуализм развивается с раннего детства, с 3–5 лет, именно с этого возраста берет начало установка на смену пола. Бухановский предполагал, что нарушение половой дифференциации может закладываться внутриутробно. Но на сегодняшний день эта теория не доказана. Ребенок с такой аномалией с самого раннего возраста иначе относится к своим сверстникам, одежде, играм. Если он ядерный транссексуал, то и ведет себя соответственно тому полу, которым себя считает. Перевоспитать или переубедить его невозможно. Для решения проблемы требуется комплексная паспортная, хирургическая и гормональная коррекция. Следует также учесть, что истинный, так называемый ядерный транссексуал, не успокоится на том, что просто сменит паспорт.
— Каких, например?
— Отец всегда делал акцент на том, что нужно проводить дифференциальную диагностику транссексуализма как редкой аномалии психики и отличать его от шизофрении в рамках психоза, шизотипического расстройства, гомосексуальности, трансвестизма, то есть стремления переодеваться в одежду противоположного пола. Иначе все бесполезно. Люди пьют гормоны, проводят операцию, но их психическое заболевание прогрессирует, рано или поздно оно все равно выйдет на первый план. А вот помочь им тогда будет уже гораздо сложнее. Приведу очень простой пример: человек приходит к врачу и жалуется, что у него болит живот. Его лечат от гастрита, а через год выясняется, что это была онкология. И сейчас уже время упущено. Третья стадия. Неправильно установленный диагноз может убить больного. Самая большая опасность — принять за транссексуализм что-то другое.
— Да, вот как раз это многим сложно понять. Сочувствующие говорят: ок, человек может поменять пол, его тело — его дело, он имеет на это полное право. И, с одной стороны, это так, если бы ситуация от этого разрешилась и сделала его счастливым. Но ведь проблема может заключаться совсем в другом. Человек может не сознавать причины своего состояния. Все это может закончиться очень печально, вплоть до самоубийства.
— Суициды среди транссексуалов были в советское время, когда из-за тотальных запретов люди просто не видели другого выхода.
В данный момент подобных исходов значительно меньше. Есть те, кто суицидирует после получения справки о смене пола, но скорее всего, это следствие опять же иных психических проблем, которые просто не были выявлены вовремя. Именно поэтому и нужна точная диагностика. Чтобы помочь.
— Ну так чья здесь вина? Если пациент приходит к врачу, и тот, особо не разбираясь в причинах его поведения, тут же выдает ему заключение и продает справку о том, что он может менять пол.
— Во времена отца пол разрешала менять комиссия, в которую входили не менее трех (!) психиатров. Если один из них сомневался или выступал против, то брали до года паузы, наблюдали за пациентом, затем проводили вторую комиссию. Комиссия давала разрешение на начало гормонотерапии, на первый этап проведения хирургической коррекции пола: удалялась грудь либо мужской половой орган. Лишь после этого меняли свидетельство о рождении, паспорт и все до одного юридические документы. А не наоборот, как сейчас.
Сначала документы, потом операция, а хотите — обойдемся и без нее. Для женщин, ставших мужчинами, обязательной также являлась дальнейшая постановка на воинский учет. Мальчики, ставшие девочками, с учета в военкомате снимались.
— Говорят, что сейчас многие решают менять пол как раз для того, чтобы не идти в армию.
— Между прочим, в России есть одна особенность в этом вопросе и основное отличие от Запада. У нас гораздо чаще девушки стремятся стать юношами, а не наоборот. Девушек примерно в три раза больше, чем парней. Раньше им советовали выйти замуж, начать половую жизнь, родить — и все пройдет. Но истинный транссексуал никогда не будет рожать добровольно. Хотя физиологически и способен.
Среди пациентов отца я помню женщину, которая была абсолютным мужчиной. Она рассказывала, что сначала ходила к местному гинекологу, спрашивала, что ей делать, раз она чувствует себя мужчиной. Гинеколог посоветовал родить. Она это сделала — через силу. Рожала дважды, ей было очень плохо, у нее не было материнских чувств.
К моему отцу она попала после трех попыток суицида. Ей дали разрешение на смену пола: это был ядерный транссексуализм. На Западе, кстати, наоборот: мужчины гораздо чаще желают стать женщинами. Это связано с иным подходом к диагностике, ведь многие мужчины хотят сменить пол не потому, что они транссексуалы, а потому, что у них есть различные сексуальные отклонения, которые могут приниматься за транссексуализм.
— Кстати, сейчас транссексуализм стали называть трансгендерностью. Разве это синонимы?
— Ни в коем случае. За рубежом любят сегодня говорить «половая дисфория»: неприятие, недовольство своим полом. Транссексуализм — название аномалии психики. Трансгендерность — не медицинский термин, это определение, идущее от американской общественной ассоциации помощи трансгендерам, которое подразумевает, что человек не чувствует себя изначально представителем своего биологического пола и хочет стать представителем другого пола. И что это нормально. Транссексуал же — человек страдающий.
А страдание не может быть нормой. Травмирующие операции с удалением органов, здоровых органов, — вынужденный шаг медицины от нашего бессилия в данной ситуации. На сегодняшний день невозможно изменить или излечить человека, когда он искренне и с глубокого детства ощущает разницу между тем, что у него в голове, и тем, что у него в биологии. Истинным (ядерным) транссексуалам на сегодняшний день не поможет ничего, кроме операции. Но то огромное количество людей, которым выдается справка о смене пола сейчас, — это ненормально, они начинают гормонотерапию, живут с кем попало, меняют паспорт, но оставляют изначальные половые признаки (органы), это извращение. Трансгендерность — это помойная яма, куда свалили буквально все расстройства. Она примитивизирует представление о транссексуализме. Все ЛГБТ-фонды распространяют свои примитивные, но окупаемые стандарты. С точки зрения тех, кто продвигает данную повестку дня: трансгендерность — не патология, а разнообразие. Но человечество не может существовать без четкого понятия нормы.
Иначе начнется хаос. Норма в биологии — два пола, мужской и женский. А если завтра кто-то скажет, что норма — считать человека собачкой, то это точно не норма, это следует лечить. Потому что так можно дойти до абсолютного безумия… Ко мне недавно на консультацию пришли мама с девочкой, которая заявляет о том, что она — мальчик. При этом никаких признаков транссексуализма нет. Мама говорит, что будет поддерживать дочь при любом ее выборе. Все, что она хочет, пусть делает. Я спрашиваю девочку: «Смотри, я 53-летняя женщина, у меня две ноги и две руки, но я себя идентифицирую с одной левой ногой и требую для соблюдения моих прав и интересов ампутировать мне правую конечность». Девочка спрашивает: «А зачем?» Я ей отвечаю: «Мне так комфортно. Мне хочется, чтобы меня поняли и приняли такой, как я себя чувствую». Девочка подумала и говорит: «Если вам так комфортно, то отрезайте». Мама была менее категорична: «Лучше сперва проконсультироваться у врачей, и если они дадут добро, тогда можно, наверное, отрезать».
— Безумие какое-то! А если вы передумаете, обратно уже ногу не пришьешь.
— Я им честно все объяснила. Ответила на все провокационные вопросы, и в конце мама дала понять, что она меня услышала и что она будет думать.
— Конечно, это очень тонкий момент — отличить осознанную свободу выбора от вседозволенности или вообще сумасшествия. Вы говорите о том, что таких детей, как эта девочка, последнее время становится все больше…
— Да, я считаю, что в России (и не только у нас) началась эпидемия трансгендерности. И что мы имеем дело с сектой, которая вербует в свои ряды все новых и новых адептов. Секта разветвленная и хорошо финансируемая. Все эти центры поддержки транссексуализма, френдли-врачи, которые выписывают рецепты на гормоны дистанционно, частные клиники, где справки о смене пола выдаются даже не за несколько месяцев, а за 1–2 посещения. Дети очень подвержены любой пропаганде и манипуляциям. Их легко убедить и заставить поверить во все что угодно.
У нас недавно была пациентка. Девочке — 16 лет. Она на гормонах с 14. Объективных причин этому нет. Сегодня я консультировала еще одного 11-летнего мальчика, восемь месяцев назад он заявил родителям, что он девочка. Он говорит штампами из Интернета. Он сам не понимает, что говорит. Должен ли он решать, что ему можно или нельзя делать, если он не понимает этого? Все это началось в 2016 году.
В том же году мы провели конференцию, посвященную памяти моего отца, Александра Олимпиевича, и 25-летию основанного им центра. И там впервые стали говорить, что вот пошли подобные подростки, большое их количество. Скорее всего, происходящее связано с какими-то внешними факторами.
В 2021 году на XXI съезде психиатров состоялся симпозиум по гендерной дисфории (дистресс, который человек испытывает из-за несовпадения между своей гендерной идентичностью и полом, приписанным при рождении. — Авт.). Произошел, как я сейчас понимаю, конфликт интересов. Я выступила с заявлением, что нельзя такое творить, нельзя заявлять, что все происходящее — норма, читайте классиков, Бухановского и его взгляд на транссексуализм, его труды за тридцать лет.
Но и тогда нас никто не услышал. Получается, мы в тот момент проиграли битву. Но еще не проиграли сражение.
— Есть какие-то цифры тех, кто обращается за справками по смене пола?
— Мы смотрели по номерам протоколов комиссии только по одной из московских клиник. У них за прошлый сентябрь было выдано 487 справок. На январь 2023 года — уже 835. В марте — 1316. Напомню, что через отца за 30 лет работы прошло примерно 600 человек. Сейчас это идет потоком. Как только заговорили о запрете смены пола, как в транссообществах стали писать, что нужно срочно получать справки, иначе будет поздно, начался вал обращений.
— Неужели никто из таких «специалистов» не прячется и все происходит настолько открыто? Мало ли, как обернется потом?
— Обычно ведется онлайн-переписка, и потом они дают адрес, куда подъезжать. Никто не стремится вникнуть и разобраться в проблеме каждого конкретного человека. Справки, насколько я знаю, выдают практически всем желающим, направо и налево.
Время наблюдения сократилось до нуля. Родители в шоке. Транссообщества разрослись и вербуют все новых членов — бороться с ними нужно так же, как с сектами, с помощью правоохранительных органов. Мне кажется, что Госдума срочно принимает решение о полном запрете транссексуализма от беспомощности. Но это лишь маленький кусочек айсберга.
— Но в том же ультраконсервативном Иране операции по смене пола не запрещены. Неужели Россия решила стать еще более закрепощенной в этом вопросе?
— Да, но в Иране вне закона зато находятся представители секс-меньшинств, и таким способом, как выясняется, они решают проблему со своей гомосексуальностью, которая карается государством. В России все перевернуто с ног на голову. И даже те, кто сейчас разрабатывает этот законопроект, я вижу, как они сами путаются в терминах, они не очень разбираются в теме, в классических трудах отечественных ученых.
— Не кажется ли вам, что сейчас с водой депутаты выплеснут и ребенка? Безусловно, истинных транссексуалов мало, но они есть, и скоро их проблемы и они сами фактически будут поставлены вне закона? Куда им деваться? Не получится, что всех вообще свалят в одну кучу: транссексуалов, гомосексуалистов, шизофреников и просто заблудших подростков, которые не могут разобраться в себе?
— Я думаю, что мы дошли до предела, и поэтому другого варианта, кроме как полностью запретить всем и все, депутаты сегодня не увидели.
Разумеется, нельзя оставлять без помощи психически больных людей. Нельзя позволять им деградировать. Разумеется, помощь транссексуалам тоже должна остаться. Но я понимаю, что этот законопроект все равно примут в том категорическом варианте, в котором он рассматривается сейчас. К сожалению, профессиональное общество российских психиатров отмалчивается до сих пор, публично не выразив никакого своего отношения к этой проблеме, к разрабатываемому законопроекту, к МКБ-11 (международная классификация болезней 11-й версии, принятая ВОЗ), где транссексуализм вообще становится нормой, шизофрении в прежнем понимании тоже нет, а Минздрав в это время беспокоится только за себя. Разумеется, надо проводить огромную работу и возвращаться к прежнему пониманию транссексуализма и оказанию помощи тем, кто в этом нуждается. Надо поднять все до единой истории болезни, все справки, которые выдавались частными и государственными клиниками за последние годы, создать комиссию на всю страну и проверить все ошибочные диагнозы.
— Ого! На это ни у кого, боюсь, не хватит ни сил, ни желания.
— Пока этого не будет сделано, я считаю, нужно объявлять мораторий на проведение комиссии по смене пола, на гормонотерапию и на хирургическую коррекцию смены пола. Пока не будут четко разработаны единые правила обследования, диагностики и оказания помощи лицам при спорных состояниях, не будет разработан новый стандарт справки о смене пола. Сейчас эта справка никуда не годится.
Когда я читаю эпикризы из клиник, которые сегодня дают разрешение на смену пола, я понимаю одно: либо врачи, которые выдают подобные разрешения, безграмотные, не умеющие проводить обследование и дифференциальную диагностику, либо они корыстны и выполняют чей-то заказ. Третий вариант — самый худший, когда специалисты и глупы, и безнравственны. Подобные медики, по моему мнению, должны быть лишены лицензии в области психиатрии. Негодяи. Можете так их и назвать. Неграмотные и равнодушные негодяи. Подлые и корыстолюбивые, которые не любят и не знают нашу великую психиатрию прошлого.
И пока Российское общество психиатров и Минздрав не займутся этой проблемой, не решат важнейшие диагностические, организационные, законодательные вопросы, не проведут этические комиссии, мы не избавимся от таких негодяев в своих рядах. Параллельно необходимо заблокировать транссообщества, а медицинскому цеху, включая психиатров, гинекологов, урологов, генетиков, эндокринологов, ответить на вопрос: существует ли научное обоснование гендерной теории, многовариабельность полов. Является ли желание сменить пол нормой.
За тридцать лет Александр Олимпиевич Бухановский создал фундаментальный научный труд. Я перечитываю сейчас его работы и не могу понять: как, откуда он знал об этом еще в 1993 году? Когда он защищал докторскую на эту тему, когда говорил о таких вещах — если бы мы их приняли тогда, то не было бы этого кошмара сейчас.
Подписаться
Авторы:
org/Person»>
Екатерина СажневаГосударственная Дума РФ Армия Министерство здравоохранения Россия Иран
Опубликован в газете «Московский комсомолец» №29058 от 28 июня 2023
Заголовок в газете: Трансы в трансе
Что еще почитать
Что почитать:Ещё материалы
В регионах
Песков: Россия не договаривалась с Украиной об аренде Крыма
Фото 28259
Крымфото: crimea.
mk.ruТуристка рассказала о ситуации и ценах в Крыму
Фото 21172
Крымфото: МК в Крыму
Не годятся для серьёзных отношений: 4 знака, с которыми почти невозможно построить счастье
16277
ПсковКомарики покусали: подмосковные врачи рассказали о самых нелепых вызовах скорой помощи
5076
Московская областьТамара Новикова
Новшество на дорогах: где в Пскове появятся турбокольца, и для чего они нужны
Фото 4443
ПсковЕкатерина Мазепина
В Симферополе не пустили в кафе участника СВО в День России
3987
Крымфото: crimea.
mk.ru
mk.ru
mk.ruВ регионах:Ещё материалы
Что такое сталкерство и как его распознать
Есть стереотип, что женщинам нравится внимание и их надо «добиваться». Возможно, в разумных пределах это может сработать, но иногда подобное поведение превращается в сталкинг — когда человеку оказывается нежелательное и навязчивое внимание. Причем жертвами становятся не только женщины, но и мужчины. «Зеркало» рассказывает такие истории.
Имена собеседников и других участников событий изменены в целях безопасности.
«Он нашел контакты моих родственников и с некоторыми общается до сих пор»
Изображение носит иллюстративный характер. Фото: stock.adobe.comТатьяна познакомилась с Вячеславом в интернете около десяти лет назад. Несмотря на то, что они жили в разных городах, их связало общее хобби. Об этом они в основном и переписывались, а через некоторое время даже встретились вживую.
Тогда Татьяна поняла, что мужчина не вызывает у нее желания тесно общаться дальше.
— К тому же меня начало беспокоить, что он всегда согласен с любым моим мнением и позволяет себе советовать, как мне жить, — вспоминает женщина. — А потом он внезапно начал писать, как хотел бы на мне жениться и что он чувствует взаимность. После этого я уже окончательно не захотела продолжать общение и несколько раз сказала, что отношения с ним мне не интересны.
А можно подробнее, что такое сталкинг? (Нажмите, чтобы узнать)
Сталкинг — это одна из форм насилия, когда человек оказывает другому повышенное внимание, которого тот не хотел. Сталкер обычно навязчиво преследует свою жертву, даже если этот человек уже выразил (или выразила) незаинтересованность в общении.
То же самое касается интернета. Настойчивое отправление сообщений с разных аккаунтов, слежка за человеком, попытка завязать общение в соцсетях с его (ее) друзьями или родственниками — это все тоже сталкинг.
Казалось бы, на этом все должно было закончиться.
Но нет: Вячеслав увидел у Татьяны в соцсетях фото из окна ее съемной квартиры, узнал, где находится дом, приехал в ее город и нашел его. Это было где-то через месяц после их встречи.
— Он оставил у моей двери записку, в которой представился и рассказал, как меня нашел, — говорит Татьяна. — В ней же он расписал о своих достоинствах как потенциального мужа. Такое поведение и наплевательское отношение к моему мнению показались ненормальными и оскорбительными. Потом Слава стал приезжать и караулить меня у дома в разное время суток, но в основном нам удавалось разминуться. Иногда я сидела в квартире с выключенным светом — делала вид, что меня нет, — и слушала, как он стучит и звонит в дверь. Бывало, находила возле дверей записки и маленькие сувенирчики, которые сразу выбрасывала на помойку.
Все это время Татьяна не раз писала, что ей неприятно такое навязчивое внимание и что после этого даже об обычной дружбе речи быть не может, не говоря уже о чем-то большем. Но надеялась, что если не блокировать номер Вячеслава, то он не начнет ее терроризировать еще больше.
— Где-то через полгода я не выдержала: все-таки заблокировала все его контакты и рассказала о произошедшем семье, рассчитывая на поддержку. Но неожиданно меня, наоборот, начали попрекать: якобы разве так можно, «дай человеку шанс и подумай о замужестве», — рассказывает Татьяна. — Оказалось, что Слава нашел контакты моих родственников, встретился с ними и очень им понравился. С некоторыми членами моей семьи он общается до сих пор, и это влияет на мои отношения с ними не в лучшую сторону. Это ощущается как предательство, ведь самые близкие люди даже не пытались помочь мне в кризисный момент.
По иронии судьбы мать Татьяны недавно сама столкнулась со сталкингом. Лишь после этого, по словам собеседницы, она извинилась и признала, что была неправа: преследование — это очень страшно.
— Должно быть, маме не понравилось прятаться в офисе до ночи и ходить по улицам исключительно в сопровождении, — говорит Татьяна. — «Вывезла» я только с помощью друзей. Они со всей серьезностью отнеслись к моей ситуации и поддерживали меня.
Я отписывалась им, где нахожусь, иногда они меня провожали и давали укрыться у себя. Один друг даже встретился со Славой и попытался убедить его, что ему стоит остановиться.
По словам женщины, она чувствовала постоянную тревогу и беззащитность, которая переползала на все сферы жизни.
— Я еще и начиталась историй в духе «когда убьют, тогда и приходите» — легче от этого, конечно, не стало, — признается собеседница. — Один из самых страшных моментов был, когда однажды мы все-таки пересеклись со Славой. Он крепко схватил меня, не отпускал и устроил истерику, какая я неблагодарная, но у меня получилось убежать, когда подошли посторонние люди.
Так Вячеслав преследовал Татьяну около двух лет. Потом, как она вспоминает, после примерно годового перерыва он снова попытался выйти на связь, спрашивал о ней через родственников. А через несколько лет, после того как Татьяна съехала со съемной квартиры, ей написала хозяйка и сказала, что на двери какое-то послание. Женщина, думавшая, что все закончилось, разрыдалась прямо на рабочем месте — успокаивать ее пришлось коллегам.
— Я им и сейчас очень благодарна, хотя с того времени прошло уже много лет. Я до сих пор не веду Instagram и немного завидую тем, кто может себе это позволить. Сильно беспокоюсь за людей, когда вижу на их фотографиях геометки или комментарии «мой район» или «вид из окна», — признается Татьяна. — Хотя до ситуации со Славой мне нравилось делиться снимками в соцсетях и обсуждать всякие события из жизни со знакомыми, кто где бывает и все такое. Я скучаю по этому опыту. Мне точно стало сложнее заводить новые знакомства и доверять людям. Но обращаться к психологу я не стала: боюсь раскопать что-нибудь, к чему я не готова.
Впрочем, даже в такой ситуации Татьяна нашла позитивный момент. По ее словам, когда она начала искать истории о похожем опыте, то много узнала о сталкинге, феминизме и важности личных границ:
— Я не была знакома с этими темами, но теперь укрепилась во мнении, что внутреннее чутье меня не подвело и ситуация, с которой я столкнулась, ненормальна.
В последние годы Вячеслав уже не пытался выйти на связь с Татьяной.
Она надеется, что для нее эта история закончена.
«Блокировать незнакомые номера стало моей рутиной»
Изображение носит иллюстративный характер. Фото: stock.adobe.comОколо шести лет назад Надежда пошла в бар со своими знакомыми. В тот день одна из них привела в компанию своего нового парня Антона.
— Он показался мне очень скромным и интеллигентным, я бы даже сказала кротким, — вспоминает девушка. — Тогда мы поздоровались — ну и все. После этого мы с ним никак не пересекались, а месяца через три он мне внезапно написал во «ВКонтакте», причем сразу «Я тебя хочу». Я ответила: «Ты что, д*****б?» — и рассказала обо всем его девушке, естественно.
Но она, по словам собеседницы, не забеспокоилась из-за такого поведения: сказала, что ее парень «с приколом» и на его шутки не стоит обращать внимания. Через некоторое время Надежда и Антон снова оказались в одной компании — на дне рождения общей знакомой.
— Он все время на меня пялился, а я пыталась это игнорировать.
Смотреть же вроде не криминально, — говорит Надежда. — Но, видимо, именно после того дня рождения у Антона снесло крышу: он решил, что я его невероятная любовь, и стал мне написывать в разные соцсети. Уже не только во «ВКонтакте», но и в Telegram, Viber, Instagram. Я его везде блокировала, но он продолжал мне писать и звонить уже с других номеров.
Например, в свой день рождения Надежда подняла трубку, когда звонил кто-то не из ее контактов: решила, что это один из многочисленных родственников. Но это оказался Антон. Он поздравил девушку и пригласил в театр.
— Я сказала ему «нет», причем несколько раз. После этого он немного осекся, но этого эффекта хватило на несколько дней. Дальше он снова продолжил писать мне с разных аккаунтов про свою безумную любовь, иногда снова срываясь на «я тебя хочу». Бывало, что он звонил в четыре утра, — рассказывает собеседница. — Честно, к тому моменту я уже чувствовала только злость: мол, как ты смеешь мне звонить, я же тебе уже миллион раз сказала «нет».
Через некоторое время я уже просто не брала трубку, потому что знала, что это он. Блокировать незнакомые номера раз в неделю стало моей рутиной.
Надежда считает, что усугубляло ситуацию то, что у Антона, видимо, были проблемы с алкоголем. Именно поэтому девушка не сразу подумала, что ее именно сталкерят.
— Мне точно не казалось нормальным поведение Антона, но я не считала это сталкерством. Я думала, что у него из-за выпивки произошло что-то с психикой — и он вот так зациклился на мне. Больше, чем его действия, меня удивляла реакция знакомой, с которой он встречался. Она на все это закрывала глаза и почему-то продолжала быть с ним, — говорит Надежда. — К счастью, Антон не караулил меня под подъездом, но из-за того, что мне было дискомфортно в его присутствии, мне пришлось перестать ходить в тот бар, где я его впервые увидела. Он был там постоянно. Знакомые однажды рассказывали, что он ходил по этому заведению и говорил, что его мечта «кончить в нее (то есть в меня) и умереть».
В течение пары лет Надежда и Антон иногда встречались на праздниках общих друзей. В один из таких дней, по словам собеседницы, ей стало «просто по-человечески жалко» парня, потому что он не просто стал признаваться ей в любви, но и рыдать.
— Он попросил разблокировать его хотя бы в одной соцсети, якобы чтобы просто спрашивать иногда, как у меня дела. Я согласилась и сразу сказала, что никаких романтических отношений между нами быть не может, но мы могли бы общаться как знакомые, если он будет вести себя в рамках приличий, — рассказывает Надежда. — Грубо говоря, я поставила условие «одна ошибка — и ты ошибся». Продержался Антон пару месяцев. Сначала мы говорили про фильмы, книги. Потом снова начались пьяные голосовые сообщения, которые я даже не слушала до конца, сразу представляя, что там будет. А в какой-то момент он просто перешел на завуалированные оскорбления: писал «я думал, ты умнее» и так далее. С тех пор я никогда ничего ему не отвечала.
Все три года, прошедшие со встречи с Антоном, знакомая Надежды продолжала с ним встречаться.
Однако в итоге решила расстаться — и примерно в это время встретилась с нашей собеседницей.
— Мы встретились в кафе и говорили со знакомой. Антон, оказалось, тоже там был — и просто увязался за нами, стоял рядом, смотрел на нас. Я его просила отойти, знакомая тоже, а он не уходил и никак не реагировал, как будто наших слов не существует вовсе, — описывает девушка. — Тогда я почувствовала какую-то безысходность и даже несправедливость. Ты не можешь от этого никуда уйти, не можешь даже обратиться в милицию: а что они сделают? И в то же время человек позволяет себе так себя вести.
Сегодня Надежда уже не живет в Беларуси, но Антон до сих пор время от времени пишет ей с разных аккаунтов.
— Через общих знакомых я узнала, что около двух лет назад у него появилась новая девушка. Думала, что это остановит его, но нет, — констатирует собеседница. — Последний раз он звонил мне где-то год назад, а сообщение присылал на этот Новый год. Не представляю, почему для своей зацикленности он выбрал именно меня.
Но, думаю, спасло то, что он почему-то не переходил от слов к делу и не преследовал меня за пределами соцсетей. Мне кажется, что сейчас я бы советовала вообще никак не реагировать на таких людей, потому что они только подпитываются от ваших ответов, какими бы они ни были.
«Могло доходить до десятка звонков в день»
Изображение носит иллюстративный характер. Фото: stock.adobe.comВладислав, как говорит он сам, столкнулся с «неклассическим сталкингом». Три года назад мужчина переехал из Беларуси в Польшу, боясь угрозы политического преследования. При этом он сохранил свой белорусский номер телефона: на него ему могли звонить родственники или кто-то по работе.
— Когда мне в очередной раз позвонили с незнакомого номера, я поднял. На том конце провода была какая-то женщина, которая попросила к телефону Сергея. Я ответил, что, наверное, она не туда попала. Как правило, после этого люди извиняются и кладут трубку, но эта женщина зацепилась, видимо, за возможность познакомиться и начала расспрашивать, кто я, где я нахожусь и другие подобные вещи, — рассказывает собеседник.
По словам Владислава, он сразу обозначил, что общение ему неинтересно, и повесил трубку. Но женщина почему-то начала писать ему во все мессенджеры, которые только смогла найти по номеру телефона: Telegram, Viber, WhatsApp.
— Меня это все очень раздражало, и я решил хотя бы погуглить имя и фамилию этой женщины: они отобразились у меня в Viber. Судя по странице в соцсетях, звонившей было около 40 лет. Но никаких тревожных сигналов я не почувствовал: показалось, что это просто женщина «с приветом», — признается Владислав. — Ну и фотографии ее я тоже посмотрел: они были абсолютно обычными.
К счастью Владислава, сама женщина не пыталась найти его в соцсетях или как-то выследить в реальной жизни. Но продолжала настойчиво звонить, хотя мужчина не раз просил прекратить это делать.
— Ей было все равно. Она всегда рассказывала что-то психоделическое, и красной нитью через все это проходило то, что ее бросил муж. Грозилась «пожаловаться на мое заведение» куда-то, хотя я никогда не владел никаким бизнесом.
Также говорила, что «хочет пойти в клуб»: я так понял, что это и есть «мое заведение», — описывает Владислав. — Могло доходить до десятка звонков в день. Все это очень активно продолжалось где-то две недели.
Мужчина говорит, что не мог даже заблокировать ее номер: когда он вносил его в черный список, телефон автоматически «сбрасывал» звонок, а белорусский оператор списывал за это средства как за действие в роуминге.
— Мне было, если честно, жалко денег. Поэтому я решил обратиться в белорусскую милицию, — рассказывает Владислав. — Позвонил в отделение, описал ситуацию. Меня спросили, где я нахожусь. Сказал, что в Польше. Этим все и закончилось: якобы раз правонарушение происходит на территории другого государства, то милиция в Беларуси тут ни при чем.
Изредка незнакомка продолжает звонить Владиславу по сей день. Правда, теперь это происходит реже — где-то раз в два месяца.
— Последний раз это было буквально неделю назад, — вспоминает мужчина. — Бывало, что я забывал о существовании этой женщины и случайно снимал трубку.
Но, когда слышал ее голос, сразу сбрасывал. Я так понял, что она с крайне неустроенной личной жизнью и каким-то пунктиком по этому поводу. Может, мой голос запал ей в душу и она почувствовала прилив любви. Моя девушка над этим смеется, у друзей примерно такая же реакция.
Если дошло до оскорблений, есть шанс привлечь сталкера к ответственности. Но и это сложно
Мы попросили белорусскую юристку прокомментировать такие ситуации. Ее имя мы не указываем в целях безопасности.
Если кратко: сталкинг в Беларуси не регулируется законом — соответственно, не наказуем.
— Когда человек подвергается преследованию, то он или она не может требовать юридической защиты, если действия агрессора не попадают под статьи Уголовного кодекса или Кодекса об административных правонарушениях. Иногда сталкинг может содержать в себе признаки каких-либо нарушений или преступлений — в таком случае есть шанс привлечь агрессора к ответственности, — говорит собеседница.
Например, в случае с Татьяной, по словам юристки, шанс на заведение дела мог бы быть: сталкер не просто преследовал женщину, но и при встрече удерживал ее силой. В теории это могло привести к телесным повреждениям у Татьяны — а это уже попадает под статью 10.1 КоАП. Отдельная проблема в том, что подобные случаи сложно доказывать. Если в месте происшествия не было камер или свидетелей, то получится ситуация, когда слово одного человека будет против слова другого — и доказать вину сталкера может быть сложно.
— К сожалению, исключительно за навязчивые сообщения или постоянные звонки по телефону законодательство Беларуси вообще не предусматривает ответственности. Поэтому в таком случае можно привлечь человека к ответу, только если при этом он вас оскорбляет в неприличной форме, — объясняет юристка. — При этом с 2014 года у нас в стране действует мера «защитного предписания», но ее, согласно закону, можно применить только к человеку, совершающему домашнее насилие. То есть получить защитное предписание от незнакомца, который вас преследует, не получится.
В случае если сталкер решит распространить в Сети информацию о вас, его можно привлечь за это к административной и даже уголовной ответственности. Увы, это самое «распространение информации» крайне общо описано в законодательных актах и от случая к случаю трактоваться может по-разному.
— Пока действия сталкера не подпадают под действие Уголовного кодекса или Кодекса об административных правонарушениях, то вполне вероятно, что при обращении в милицию жертва столкнется с отношением «когда убьют, тогда и приходите», — считает юристка. — Хотя если имеется заявление в милицию, то сотрудники должны провести проверку: допустим, опросить преследователя. Может быть, это сработает с психологической точки зрения: сталкер больше не захочет сталкиваться с людьми в форме и успокоится.
Если основания завести дело все же есть, но милиция все равно бездействует, юристка советует, во-первых, написать жалобу на действия конкретных сотрудников органов, а во-вторых, обратиться за правовой помощью, чтобы специалисты помогли правильно изложить суть ваших претензий и собрать доказательства.
